Другая правда. Том 2

Дамы между тем прекратили переговоры и сидели молча, с очень прямыми спинами, замерев, как изваяния. Все ясно, хотят послушать, о чем разговаривают две непонятно откуда взявшиеся самозванки, сидящие сзади. Бросив взгляд на часы, Настя поняла, что до начала еще почти семь минут, да и то если без задержек. Вполне можно успеть похулиганить.

– Нина, вы каким иностранным языком владеете? – спросила она едва слышно, приблизив губы почти вплотную к ее уху.

– Никаким, – так же беззвучно ответила Нина. – Если только латынью, но в рамках медицинской терминологии.

– А в школе какой язык изучали?

– Как ни смешно – испанский. Родители отдали меня в крутую испанскую спецшколу, она была чуть ли не единственной в Москве, стремились сделать из меня специалиста по Латинской Америке, мечтали, чтобы я продолжила семейную традицию. А я не оправдала надежд и пошла по другому пути. Так что языком после выпускных экзаменов совсем не пользовалась и давно все забыла.

– Ничего, начнем с простых фраз, потом всё само вспомнится. Устроим небольшой спектакль, развлечемся.

Настя поймала на себе изумленный взгляд Нины и подмигнула ей.

– Не старайтесь говорить правильно, без ошибок, – заговорила она по-испански уже не понижая голоса. – Главное – фонетика, звучание незнакомой речи, уверена, что наши очаровательные соседки в первом ряду этим языком не владеют и ошибок не заметят. Но как истинные знатоки академического вокала с ходу определят, на каком языке мы беседуем. Обалдеют, впадут в шок и утратят дар речи, а потом будут долго соображать, кто же мы такие. А вдруг мы с вами любимые племянницы самого Хосе Каррераса?

Нина поняла, пожалуй, только треть или четверть сказанных слов, но и их оказалось достаточно, чтобы уловить общий смысл. Она фыркнула и негромко рассмеялась, потом неуверенно произнесла:

– Вы говорите по-испански?

Отлично! Одна из первых и главных фраз любого школьного курса. Если вспомнилось хотя бы это, дальше механизм вспоминания начнет раскручиваться.

– Да, немного. Изучала иностранные языки для собственного удовольствия и тренировки мозгов. Скажите несколько слов о себе: когда и где родились, кто ваши родители.

Эти фразы тоже не должны представлять особого труда, их заучивают всегда в начале обучения, и они застревают в памяти на всю жизнь. Нина заговорила довольно бойко, и Настя сразу поняла, что словарный запас у нее огромный, а вот грамматику учить ей было лень. Но разве это важно? Важно, что спины и затылки впереди сидящих дам буквально наливались напряжением, Насте даже казалось, что она видит, как каменеют и тяжелеют их мышцы. «Кто сказал, что я старею и нахожусь на пороге шестидесятилетия? Да, я действительно там нахожусь, на этом чертовом пороге, но данный факт не меняет и не должен менять ничего в моей жизни. Я всегда любила валять дурака, но на моей суперсерьезной работе этому редко находилось место, а теперь-то почему нужно отказывать себе в маленьких удовольствиях? Вот говорят, что мужчины до глубокой старости остаются мальчиками, а мы, женщины, разве чем-то отличаемся от них? Да ничем! Ребенок в нас никогда не умирает и не вырастает. Просто люди по-разному обращаются с этим ребенком. Одни загоняют его в дальний угол или запирают в темной каморке и делают вид, что его нет. Другие дают ему свободу и даже дружат с ним, как я», – думала Настя, то и дело прерывая рассказ Нины ничего не значащими пустыми репликами, чтобы создать видимость оживленного диалога.

Дамы впереди зашушукались. Настя явственно представила, как у них, словно у кошек или собак, уши встают торчком и разворачиваются в сторону, откуда поступают тревожные звуки, а из элегантно уложенных волос на затылке вдруг высовываются выпученные глаза. Ей стало так весело, что она с огромным трудом удержалась от смеха. «Я лгунья, притворщица и отъявленный мистификатор». Это было последнее, о чем Настя Каменская успела подумать, прежде чем ведущая в красивом длинном платье вышла к микрофону и объявила о начале творческого вечера Владимира Дорошина.

Она быстро оглядела ложу: Игоря не было. И ни одного свободного места. «Он уступил мне свое кресло. Он должен был сидеть рядом с Ниной», – поняла Настя.

Ей стало неловко. Но едва раздались вступительные аккорды каватины Валентина из «Фауста» Гуно, она забыла о неловкости и погрузилась в музыку.

* * *

Концерт, начавшийся как традиционное академическое действо, на деле оказался и впрямь самым настоящим творческим вечером. Исполнив каватину Валентина, певец сделал шаг в сторону рампы и начал рассказывать.

– Дорогие друзья, благодарю вас за то, что пришли сегодня на наш вечер, который устроен в честь пятидесятилетия нашей с Татьяной совместной жизни. Золотая свадьба – дело серьезное, особенно в наш век, когда браки зачастую так недолговечны! Для этого вечера мы подобрали произведения, связанные так или иначе с памятными событиями и вехами пути, пройденного нами рука об руку за пять десятилетий. Именно на студенческом спектакле «Фауст» в оперной студии консерватории пятьдесят два года тому назад мне выпало счастье познакомиться с Татьяной, – красивым выверенным жестом Дорошин указал на сидящую за роялем супругу. – Можно считать, что наша любовь началась с этой арии, поэтому сегодняшний вечер мы решили открыть исполнением именно этого произведения. Я был довольно робким парнем, никак не мог решиться признаться в своих чувствах, и в конце концов прибег к помощи великого Верди, использовав арию графа ди Луны из «Трубадура»…

Каждое включенное в репертуар произведение сопровождалось кратким, но довольно ярким пояснением, украшенным изрядной долей юмора. Когда объявили антракт, Настя искренне удивилась: неужели уже час прошел? Посмотрела на часы, чтобы удостовериться. Да, первое отделение вечера длилось час пятнадцать минут, а пролетело как несколько легких мгновений.

Они с Ниной вышли в фойе, и тут на них налетел Игорь.

– Девушки, что произошло? Мамулины подруги меня чуть на мелкие лохмотья не порвали, еле отбился.

Настя скроила невинную физиономию, Нина же сохраняла полную невозмутимость и, казалось, вообще не понимала, о чем идет речь.

– Ничего не произошло. Мы мирно сидели, разговаривали, никого не трогали, починяли примус. А в чем дело?

– Разговаривали? На каком, позвольте поинтересоваться, языке?

– На испанском, а что?