Егерь императрицы. Тайная война

Егеря разделились. Отпечатков подошв на земле не было, под ногами была молодая поросль, старые стволы деревьев и сбитые ветром ветки. Листвы на кронах уже практически не было, и обзор в лесу сейчас был хорошим.

«Ну где же ты, где? Я чувствую, что он должен быть где-то совсем рядом! Только вот где?» – тукала в голове мысль.

Бум! С левой стороны раздался недалёкий пистолетный выстрел, а за ним и короткий вскрик. Лёшка перехватил поудобнее свою саблю и ринулся на звук. В небольшом лесном прогалке между двух огромных буковых стволов над лежащей на земле зелёной фигурой склонился человек в офицерской треуголке и со штуцером поверх плаща-епанчи.

Под ногами у Лёшки хрустнула ветка, и человек в русском мундире медленно повернулся к Егорову.

– Опять это ты, неугомонный! – с хрипотцой протянул офицер. – Всё никак не успокоишься, всё лезешь везде, мальчишка. – На Егорова со злой улыбкой глядел капитан Светильников.

Всё мгновенно сложилось в голове у Алексея. В канцелярии главного квартирмейстерства армии работали два турецких агента. И этот, находясь в должности старшего над всеми писарями, имел свободный доступ ко всем особо важным документам. Похоже, он-то и был главным агентом турок, а этот унтер Уткин был уже у него подручным, нужным для исполнения своих тайных и хорошо продуманных дел. Уткина он сейчас убрал, и теперь, для того чтобы скрыться, ему осталось лишь убить Лёшку, ибо только он его видел, не считая Кнопку. Ваню Кнопку, которого он только что здесь убил.

Тело среагировало на подсознательном рефлексе. Пистолетная пуля обожгла его левый бок именно в тот момент, когда Лёшка выпрыгнул резко вправо. Хороший стрелок! Навскидку бил стоя на корточках, даже и не целясь!

Капитан отбросил в сторону разряженный пистолет, вскочил резко на ноги и, скинув с плеча штуцер, крутанул своей карабелой:

– Зарядиться я не успел, уж прости, Егоров. Ты же штуцера любишь, его пуля бы тебе как раз подошла! Ну да ничего, и твоя карабела не хуже штуцера будет, не зря же ты мне её подарил, – и он, улыбаясь с издёвкой, пошёл на Лёшку.

Фехтование холодным оружием было у Алексея самым слабым боевым навыком. Те наработки, что он уже приобрёл, не шли ни в какое сравнение с умением капитана биться длинным клинком. Это было очевидно обоим, и в глазах Светильникова уже читалось торжество.

Секунда, и из раскрытого кармашка швырковые ножи легли в ладони егеря. Светильников, ринувшись вперёд, делал замах, а Лёшка, падая назад на спину, уже послал ножи в капитана. В семи шагах от хозяина оба клинка резанули живую плоть, а он сам, крутанувшись на земле, уже стоял в трёх метрах от того места где остро отточенная сабля вспорола землю. Алексей отступил ещё немного назад и достал из ножен своё последнее оружие – гольбейн, больше у него ничего, не считая двух разряженных пистолетов, не было. Его гусарская сабля лежала там, где замер с опущенной к земле карабелой капитан.

Светильников простонал и выронил свой клинок. Он попробовал сделать шаг в сторону, но его левая нога подломилась, и капитан как-то неловко, боком, упал на землю. Из его правого предплечья и из левой лодыжки торчали, вызывая страшную боль, небольшие кованые ножи.

– С..ка, я тебя убью, щенок! Я вас всех резать буду. А-а-а-а! – и он, попытавшись выдернуть сталь из раны в руке, истошно заорал. – Больно!

– Лежи, не дёргайся, мразь. Иначе кровью истечёшь и прямо тут же, в грязи, сдохнешь! – Лёшка пнул в сторону карабелу и свою гусарку. Помогать врагу он пока не хотел, пусть пока лежит и думает, как ему жить дальше или как умирать. Всё равно он уже больше не боец. В первую очередь Егорова волновала сейчас судьба Вани.

Лешка, подбежав к деревьям, опустился на коленях перед егерем. На груди его зелёного доломана виднелась пробоина с кровавым подтёком, но умер Кнопка не от пули, шея солдата была перерезана. Как видно, Светильников подстрелил, а затем добил Ваню уже лежащего, и, наверное, как раз в этот самый момент к ним-то и выскочил Егоров, заслышав пистолетный выстрел. Возле егеря лежал тульский штуцер, машинально схватив его, Лёшка проверил оружие. На полке замка был уже засыпан порох, курок стоял на предохранительном взводе, а в глубине ствола виднелась не добитая до основного заряда пуля. Буквально минуты не хватило капитану, чтобы дозарядить своё нарезное оружие.

«Вот гад, за это время раз пять мог бы из своей фузеи пальнуть, но ведь он время тратил именно на зарядку винтовки, – подумал со злостью Егоров. – Как видно, ему позарез был нужен один, особенно точный выстрел. Пристрелить гада, и вся недолга, сколько народа из-за него уже легло! И Ваня, его Ванюшка, с кем они прошли столько боёв и тревог. А ну как вывернется мразь, выторгует себе жизнь в обмен на особые сведенья! Такой вполне может…»

Пуля забита до предела, Лёшка взвёл курок кремневого замка на боевой взвод и подошёл к капитану. Тот, лёжа и постанывая на земле, смотрел на егеря мутным полуобморочным взглядом. Подпоручик направил ствол в голову предателя и положил палец на спусковую скобу. Светильников прикрыл глаза и замер.

«Нет, не могу, не могу я вот так! – ругал сам себя Лёшка. – Нужно было его во время схватки кончить, а не так вот, лежащим и беспомощным. Не палач я, не то воспитание, блин! Хоть бы приказ был его ликвидировать, что ли!»

Но приказ был взять шпиона живым, а коли Уткина они уже потеряли, то капитана нужно было оставлять. Лёшка глубоко вздохнул, перевёл курок штуцера на предохранительный взвод и перекинул его на ремень через плечо.

– Руку давай сюда, гад!

Кровоток ран он перекрыл, перетянув конечности выше пробоин теми импровизированными матерчатыми жгутами, что всегда были у любого егеря команды, и уже потом вырвал из них швырковые ножи. Светильников вскрикнул и потерял сознание.

– Ничего, такие просто так не умирают, тебе ещё предстоит петь долгую песню у нашей контрразведки, капитан. Всё там, гад, расскажешь, перед тем как к стене встать, – бормотал Лешка, обрабатывая и бинтуя раны чистой материей.

– Вашбродь! Ляксей Петрович! – послышался отдалённый крик нескольких знакомых голосов.

– Здесь я, сюда ступайте, братцы, – откликнулся Егоров. – Макарыч, сюда!

Через пять минут подле лежащего на земле Вани стояли со снятыми картузами четыре егеря.