Барселона под звуки смерти

– Вамохо? Выватача?

«Вам плохо? Вызвать врача?»

– Всё хорошо, – язык еле шевелился. Ника подхватила сумки, дожидающиеся на ленте. – Я… спасибо, мне просто нужно сесть.

Держась за стену, она добрела до магазинов и, пробираясь мимо прилавков с сигаретами, духами и шоколадом, думала только, как бы не упасть. Оставшиеся до посадки десять минут провела в туалете, пытаясь привести себя в чувство. Выпила обезболивающее и без конца звонила брату. Он-то должен понимать, что случилось. Может, имплант сломался? Вдруг это опасно? Вдруг ей нужно в больницу? Миха не отвечал, пришлось оставить сообщение.

Потом был перелёт в Москву. Нику тошнило, голова раскалывалась. Она уже пожалела, что села в самолёт, воображение рисовало, как чёрная жидкость из закоротившего импланта течёт во внутреннее ухо, а оттуда просачивается в мозг. Почему жидкость? Почему именно чёрная? Видимо, срабатывали какие-то затаённые страхи, и от этих мыслей голова болела ещё сильнее.

Неужели придётся отказаться от поездки? А что, если Миха скажет, что ей срочно нужно в Берлин? Надо было сидеть дома. Закрыться в своём уютном коконе и привыкать к импланту, а не мотаться по командировкам. Однако пустой холодильник и не менее пустой кошелёк не просто так вытолкнули её из зоны комфорта. За четыре дня в Барселоне ей обещали пятьсот евро, ещё двести Женёк выдала на командировочные расходы. Этих денег хватит не только на выплату микрозайма, но и на пару походов за продуктами.

Ника скучала по жизни, в которой на банковский карте всегда имелся запас. Она, не задумываясь, покупала дорогие вещи, обедала в кафе, ходила в фитнес-клуб, дважды в год ездила за границу. У неё была интересная работа: встречи с клиентами, маркетинговые стратегии, креативные рекламные кампании. Она скучала по пятничным посиделкам в любимом ресторане, когда они с девчонками уплетали рёбрышки барбекю под тёмное пиво.

После аварии ей прислали пару ободряющих сообщений, и на этом поддержка закончилась. Ещё бы, сбить человека! Плевать, что хирург со смешной фамилией Подставкин наглотался таблеток и, цепляясь за остатки сознания, вышел на дорогу, сломав не только свою жизнь, но и жизнь Ники.

«Считай, умер дважды, – писал в блокноте папа, – таблетки бы его убили. Оставил записку и ждал в кабинете, когда всё закончится. Но тут позвонила жена, у свекрови случился удар, вот Подставкин и ринулся домой. Ты не виновата, Ронюшка, держись, я всё исправлю».

Ловкин Семён Анатольевич, адвокат, известный не только в Краснодаре, но по всему округу, вытащил дочь из передряги. В таких ситуациях по умолчанию виноват водитель, но отец Ники сумел доказать, что она не могла избежать аварии. Обвинение не предъявили, дело закрыли за отсутствием состава преступления, однако от нападок прессы это не спасло. Имена Ники и сбитого пешехода полоскали в соцсетях и блогах, на местных телеканалах выступали псевдо эксперты, утверждавшие, что Подставкина прикончили и обставили всё, как самоубийство. Открыто говорили о подкупе следователя и всех, кого можно купить. Папину карьеру вывернули наизнанку, пытаясь доказать, что он всегда выигрывал дела взятками и связями.

Мутила воду, несомненно, жена сбитого хирурга. Она разузнала email Ники и прислала письмо, в котором обещала: «Так просто не отделаешься, тварь!» Ника раз за разом перечитывала послание, знала, что не стоит, но ничего не могла с собой поделать. Она прокручивала в голове те несколько секунд: промелькнувшая тень, визг тормозов, удар… если бы она заметила его раньше, если бы объехала… она знала, что не виновата, но не могла не думать об оставшейся без отца девочке-подростке, не могла забыть застывшее на дороге тело.

Ни один ещё перелёт не давался Нике так тяжело. В Домодедово она буквально выскочила из самолёта и направилась прямиком к туалетам. Умылась, проглотила ещё одну таблетку обезболивающего. Пока Роман Валентинович пил в кафе чай с куском шоколадного торта, нашла укромный уголок с незанятыми креслами и позвонила по видеосвязи брату.

Блютус на серёжках включался касанием центрального камушка. Отличная альтернатива наушникам – звук передавался прямиком на имплант. Но самое приятное – никаких помех, слова звучали чётко, понятно. Почти как раньше, не считая едва уловимого электронного искажения, которое можно было списать на погрешности связи. Ника будто вновь слышала собственными ушами.

– Не переживай, Ро, там столько степеней защиты! Похоже, частоты сбились. Я посоветовался с технарями, они уверены, что тебе ничего не грозит, – короткие волосы Михи стояли торчком, видимо, не успел причесаться. Брат работал по IT-графику: вставал поздно, а ложился почти на рассвете.

– Это радует, – Ника наблюдала, как за окном по взлётной полосе мчится зелёно-белый самолёт. – Что мне делать? Так и ходить в одной серёжке?

Самолёт оторвался от земли и устремился в облака, на взлётную полосу тем временем выруливал следующий.

Миха зевнул.

– Ребята говорят, серёжку стоит надеть. Наблюдай за ощущениями, записывай в дневник, это важно для эксперимента. Если будет сильно напрягать – снимай. А я пока выбью тебе оплачиваемую поездку в Берлин на внеплановую настройку.

Ника кивнула и достала из сумочки косметичку с логотипом «NewHear». Внутри лежала бархатная коробочка с правой серёжкой, беспроводное зарядное устройство и дезинфицирующие салфетки.

– Как вообще дела? – карие глаза Михи внимательно наблюдали за ней с экрана. – Как новая работа?

– Пока неясно, – Ника протёрла серёжку салфеткой. – Шеф вроде адекватный, а там видно будет.

Она протёрла серёжку ещё раз, прекрасно понимая, что просто-напросто оттягивает момент, когда её придётся надеть. Не хотелось снова нырнуть в волну боли.

– Давай, – понял её сомнения Миха. – Я рядом.

Ника улыбнулась и застегнула на мочке уха серебряное колечко. Свист появился сразу, раздражающий, но не такой громкий, как раньше. Боли не было.

– Ну как? – изображение Михи приблизилось, голова увеличилась. Он будто через экран пытался понять, что чувствует Ника.