Родная кровь

Глава 9.

Тереза Холт.

Шесть лет назад.

Шесть лет назад мне был двадцать один год, я жила в Бостоне, училась на дизайнера по стипендии и параллельно учёбе подрабатывала продавцом-консультантом в фирменном салоне коктейльных платьев. Мои родители гордились тем, что я смогла добиться стипендии и, обучаясь любимому ремеслу, успевала зарабатывать достаточно, чтобы не нуждаться в финансовой поддержке с их стороны. Я тогда любила всё в своей жизни и всю свою жизнь. Откровенно говоря, больше всего в тот период своей жизни я любила именно свою временную работу. Я помогала женщинам и девушкам разных возрастов, и вкусов, находить свой образ, преображаться и выпархивать из нашего салона на крыльях счастья. Все наши клиентки были непростыми, все они были очень богаты и зачастую не менее капризны, но ни одна из них не выбралась из моих силков неудовлетворённой своим новым образом. Я чувствовала себя чуть ли не психологом тряпичного мира, хотя купить одно из тех платьев, которые я примеряла на клиенток салона, даже при своей достойной заработной плате я не могла себе позволить. В те времена я целеустремлённо копила деньги, чтобы после окончания периода своего обучения в Бостоне перебраться в Нью-Йорк и иметь возможность выстроить в этом городе-мечте свою успешную – естественно успешную! – карьеру. Возможно, со временем я смогла бы даже открыть собственную фирму…

Такие у меня в те заоблачные времена были мечты.

Почти четыре года я работала по зазубренному графику: с двух часов дня до восьми часов вечера девять месяцев в году и в летние месяцы с десяти утра до восьми часов вечера ровно. Родителей я навещала не чаще пяти раз в год: на Рождественские праздники, на Пасху, в свой день рождения и, по возможности, в дни рождения кого-то из родных. Не бывшей примерной отличницей в школьные годы, в старшей школе я так сильно размечталась о карьере дизайнера, что в итоге не просто смогла добиться стипендии в приличном колледже, но и вскоре стала одной из лучших студенток на своём курсе. Так что тот факт, что при моей привлекательной внешности с парнями у меня было глухо, для меня был совсем неудивительным и совершенно не казавшимся мне чем-то проблематичным: я в буквальном смысле с головой была погружена в интересную учёбу и любимую работу – откуда при таком плотном графике у меня мог появится бойфренд? Естественно в моей жизни были и шумные студенческие вечеринки, и разномастные смазливые, и не очень смазливые ухажёры, но я так сильно была сосредоточена на своём независимом от кого бы то ни было образе жизни, его ритме и течении, что все ухаживания изначально страстных поклонников заканчивались двумя-тремя свиданиями – на большее у моих импульсивных ровесников не хватало терпения, потому как я не давала им даже надежды хотя бы поцеловать себя после банального похода в кино. Родители и моя старшая сестра Астрид переживали о моей сексуальной пассивности, как они в то время обозначали происходящее с моей личной жизнью, я же просто не горела желанием попробовать заняться сексом из любопытства, а парень, с которым я захотела бы попробовать это сделать, в моей жизни явно не спешил появляться. Поэтому я хорошо запомнила тот день, в который на моём пути вырос человек, кажется на всю оставшуюся жизнь сломавший мою психологию и понимание функционирования здоровых взаимоотношений между мужской и женской частями человечества.

Это произошло в конце лета, спустя ровно пять дней после моего двадцать первого дня рождения – двадцать пятого августа. Я даже знаю точное время свершения этой катастрофы, потому как четыре года к ряду я покидала салон, в котором работала, в одно и то же время – 20:05. Ровно в 20:05, двадцать пятого августа, шесть лет назад я чуть не убила Байрона Крайтона.

Он шёл по тротуару, я же выходила из салона. Он не заметил открывающейся мной стеклянной двери, а я не заметила его идущим слишком близко по отношению к ней, и в итоге с такой силой врезала ей по его лицу, что, от столкновения запрокинув голову назад, он едва не потерял равновесие. Если бы я знала, на кого наткнулась, я бы, честное слово, сняла с петель эту самую злосчастную дверь и добила бы ею его. Но я не знала, кто он есть и кем он станет конкретно для меня.

Я сразу же бросилась к пострадавшему от моей руки с извинениями, начала предлагать ему зайти в салон, чтобы приложить бутылку холодной воды к его носу, из которого, тогда к моему ужасу, сейчас же к моему вящему неудовлетворению, вытекла всего лишь одна капля крови. Но молодой человек никак не реагировал на мою панику, мои искренние извинения и активную жестикуляцию рук. Стоя прямо передо мной в оранжевых лучах закатного солнца и держась за свой пострадавший нос, парень был совершенно недвижим и смотрел на меня широко распахнутыми тёмно-зелёными глазами, словно я была какой-нибудь горгоной, обратившей его в каменную статую.

Его наваждение продлилось целую минуту. Скорее всего, его шоковое состояние было вызвано резкой носовой болью. Поняв, что он никак не реагирует на мои слова и только наблюдает за мной широко распахнутыми глазами, в которых читалось откровенное смятение, я перестала тараторить и, гулко выдохнув, тоже уставилась на него широко распахнутыми глазами. В этот момент я и составила своё первое впечатление о его внешности. Он был откровенно красивым молодым человеком: черноволосый, зеленоглазый, с широкими скулами, выше меня на полторы головы. Под его чёрной рубашкой отчётливо прослеживались мускулы, его тёмные брюки и начищенная обувь говорили о наличии у их хозяина хорошего вкуса.

– Как Вас зовут? – было первое, что он сказал мне своим грудным баритоном, который я сразу же определила мелодичным.