Дорога в Китеж - Страница 11
– Уху кушать будешь стерляжью, – строго сказал Прокопий Иванович. – Расстегаев не дам, они нынче не задались. Пирожки с вязигой – те да, хороши. На горячее твоих любимых баварских сосисок дам и каплуна. Как твой гость насчет каплуна?
– Мне все равно что есть, – ответил Ларцев, и повар за это сразу его не полюбил.
Под закуску – паюсная икра, финская селедка, хрустящие артишоки – Мишель невинно поинтересовался:
– Статья ваша подписана «Адриан Ларцев», а какое ваше отчество?
– Дмитриевич, – сказал молодой человек. Вместо всех разносолов он съел лишь кусок черного хлеба с солью, от перцовой настойки отказался.
Тут-то Питовранов в него и впился.
– Странно. Я в свое время очень интересовался декабристами, но что-то не припомню среди заводил, которые получили приговор первого разряда, никакого Дмитрия Ларцева.
– Мой отец не был заводилой. Он приплыл из-за границы прямо накануне восстания и на Сенатскую площадь угодил случайно. Будучи арестован, очень рассердил царя, сказав, что монархическая власть оскорбительна для человеческого достоинства, а еще потребовал, чтобы «Николай Павлович» ему не тыкал. Получил вечную каторгу по личному распоряжению императора, за дерзость.
Мишель поневоле усмехнулся.
– Как наш Атос! Он повел бы себя точно таким же образом и тоже угодил бы в вечную каторгу за пустяк.
– Атос? Кто это? Что за странное имя? – спросил Адриан Дмитриевич.
– Это кличка. Нас трое приятелей с мушкетерскими прозвищами. Я – Портос, а еще есть Арамис.
– Почему с мушкетерскими? – удивился Ларцев.
Еще больше поразился Мишель.
– Вы не читали роман Александра Дюма?
– Я не читаю романов. В них содержится слишком мало сведений, заслуживающих доверия.
В самом деле экземпляр, подумал Михаил Гаврилович.
Экземпляр быстро съел тарелку ухи, одну сосиску и отодвинулся от стола. Питовранов еще и с первым не закончил – он имел обыкновение съедать каждого блюда по две тарелки.
– Что же вы больше не кушаете?
– Спасибо. Я уже сыт. Тайга отучила набивать желудок больше нужного. Чувства притупляются и в сон клонит.
– А я еще попритупляю, – молвил Мишель.
На кухню заглянула одна из девушек, именем Лизетта, бойкая ревельская чухонка. Она была в затрапезе – видно, только что проснулась.
– Ой, Мишульчик! Как хорошо, что ты здесь! – обрадовалась она, чмокнув Питовранова в щеку. – Бяка Прокопий меня не кормит, я ему задолжала. Дашь чего-нибудь поклевать?
Не дожидаясь разрешения, удобно устроилась на толстом колене журналиста и стала вынимать из ухи кусочки рыбы прямо пальцами.
– Клюй, птаха, только не егози и не лезь в разговор… А где содержался ваш отец?