Судьбы и сердца (стихотворения)

Судьбы и сердца (стихотворения) - Страница 4

9 июня 1998 г.

Москва

Спор о женских сердцах

Приятель мой, сурово сдвинув бровьИ осушив цимлянского бокал,Когда заговорили про любовь,С усмешкой назидательно сказал:«Я мало чту романтиков. Прости!А женская любовь – сплошной обман.Я много женщин повстречал в путиИ на сто лет, как говорится, пьян!Не веришь? Усмехаешься? Ну что ж!Давай рассудим прямо, хоть сейчас:Где тут сокрыта истина, где – ложьИ в чем надежность милых этих глаз?!Вот ты всё веришь в чистую любовь.Что будто в ней – вся истина и свет.А я сказал и повторяю вновь:Что бескорыстных чувств на свете нет!Представь: что ты вдруг разорился в мире!Теперь скажи: чтоб жизнь начать с нуля,Кому ты будешь нужен без квартиры,Или без дачи, или без рубля?!Жизнь всюду даже очень непростая.И дамам нужно всё без лишних слов!И вот ответь: ну где она «святая»,«Большая и красивая любовь?!!»Вот встреться ты, чтоб идеалам следовать,Хоть с молодою, хоть не с молодой,Но каждая начнет тотчас выведывать:Что у тебя, голубчик, за душой?Прости меня, быть может, за банальность,Но в этой самой жизненной борьбеИм главное – твоя материальность,А душу можешь оставлять себе!И при любом житейском поворотеУ женщины – один любимый свет:Любовь – лишь позолота на расчете,А деньги – цель, и в этом весь секрет!»Приятель мой сурово рассмеялсяИ вновь налил игристого бокал.А я всё думал, думал и молчал,Но как-то всей душой сопротивлялся...Не спорю: так действительно бывает,И все-таки: ну как же, как же так?!Неужто всюду чувства примеряют,Как в магазине кофту иль пиджак?!И вспомнились военные года:Вот я лежу на койке госпитальной...Чем обладал я, господи, тогда?Бинты, да раны, да удел печальный...Что впереди? Да в общем ничего...Мне – двадцать... Ни профессии, ни денег...Всё – дымный мрак... Жизнь —как железный веникВсё вымела из завтра моего...И вот, как будто в радужном огне,Сквозь дым тревог, тампонов и уколовЯвляться стали в госпиталь ко мнеШесть девушек и строгих, и веселых...И вот в теченьи года день за днем,Успев ко мне, как видно, приглядеться,Все шесть, сияя искренним огнем,Мне предложили и себя, и сердце!..А у меня, я повторяю вновь,Ни денег, ни квартиры, ни работы...А впереди – суровые заботыИ все богатства – мысли да любовь!Да, каждая без колебаний шлаНа все невзгоды, беды и лишеньяИ, принимая твердое решенье,Ни дач, ни денег вовсе не ждала!Приятель мой задумчиво вздохнул:«Допустим... Что ж... бывают исключенья.К тому ж там – лет военных озаренье.Нет, ты б в другие годы заглянул!»«Да что мне годы! Разные, любые!Неужто жил я где-то на Луне?!Ведь сколько и потом встречались мнеСердца почти такие ж золотые!Вот именно: и души, и глазаЧистейшие! Ни больше и ни меньше!Скажи-ка им про деньги или вещи —Ого, какая б грянула гроза!!!Не спорь: я превосходно понимаю,Что все хотят жить лучше и светлей.Но жить во имя денег и вещей —Такую жизнь с презреньем отрицаю!Конечно, есть корыстные сердца,Которых в мире, может быть, немало,Но как-то жизнь меня оберегалаОт хищниц и с венцом, и без венца!И все же, должен вымолвить заране,Что исключенье было, что скрывать!Однако же о той фальшивой дряниЯ не хотел бы даже вспоминать!Вот ты сказал, что женщины корыстны.Не все, не все, сто тысяч раз не все!А только те, ты понимаешь, те,Чьи мысли – словно кактусы, безлистны.Есть правило, идущее от века,И ты запомни, право же, его:Чем ниже интеллект у человека,И, чем бедней культура человека,Тем меркантильней помыслы его!»Приятель грустно молвил: «Как назлоПойди пойми: где хорошо, где скверно?Быть может, нам по-разному везло,Но каждый прав по-своему, наверно!»Он вновь налил фужеры на двоих.«Давай – за женщин! Как, не возражаешь?!»«Согласен!» – я сказал. «Но за каких?» —«Ты это сам прекрасно понимаешь!»Они живут, даря нам светлый пыл,С красивой, бескорыстною душою.Так выпьем же за тех, кто заслужил,Чтобы за них мужчины пили стоя!

7 января 2000 года.

Красновидово.

Сегодня Иисусу Христу было бы две тысячи лет, а моей маме – девяносто восемь.

Великое Рождество

Чудачка

Одни называют ее «чудачкой»И пальцем на лоб – за спиной, тайком.Другие – «принцессою» и «гордячкой».А третьи просто – «синим чулком».Птицы и те попарно летают,Душа стремится к душе живой.Ребята подруг из кино провожают,А эта одна убегает домой.Зимы и вёсны цепочкой пестройМчатся, бегут за звеном звено...Подруги, порой невзрачные просто,Смотришь, замуж вышли давно.Вокруг твердят ей: – Пора решаться,Мужчины не будут ведь ждать, учти!Недолго и в девах вот так остаться!Дело-то катится к тридцати...Неужто не нравился даже никто? —Посмотрит мечтательными глазами:– Нравиться – нравились. Ну и что? —И удивленно пожмет плечами.Какой же любви она ждет, какой?Ей хочется крикнуть: «Любви-звездопада!Красивой-красивой! Большой-большой!А если я в жизни не встречу такой,Тогда мне совсем никакой не надо!»

1964 г.

«Сатана»

Ей было двенадцать, тринадцать – ему,Им бы дружить всегда.Но люди понять не могли, почемуТакая у них вражда?!Он звал ее «бомбою» и веснойОбстреливал снегом талым.Она в ответ его «сатаной»,«Скелетом» и «зубоскалом».Когда он стекло мячом разбивал,Она его уличала.А он ей на косы жуков сажал,Совал ей лягушек и хохотал,Когда она верещала.Ей было пятнадцать, шестнадцать – ему,Но он не менялся никак.И все уже знали давно, почемуОн ей не сосед, а враг.Он «бомбой» ее по-прежнему звал,Вгонял насмешками в дрожь.И только снегом уже не швырялИ диких не корчил рож.Выйдет порой из подъезда она,Привычно глянет на крышу,Где свист, где турманов кружит волна,И даже сморщится: – У, сатана!Как я тебя ненавижу!А если праздник приходит в дом,Она нет-нет и шепнет за столом:– Ах, как это славно, право, что онК нам в гости не приглашен!И мама, ставя на стол пироги,Скажет дочке своей:– Конечно! Ведь мы приглашаем друзей,Зачем нам твои враги!Ей – девятнадцать. Двадцать – ему.Они студенты уже.Но тот же холод на их этаже,Недругам мир ни к чему.Теперь он «бомбой» ее не звал,Не корчил, как в детстве, рожи.А «тетей Химией» величалИ «тетей Колбою» тоже.Она же, гневом своим полна,Привычкам не изменяла:И так же сердилась: – У, сатана! —И так же его презирала.Был вечер, и пахло в садах весной.Дрожала звезда, мигая...Шел паренек с девчонкой одной,Домой ее провожая.Он не был с ней даже знаком почти,Просто шумел карнавал,Просто было им по пути,Девчонка боялась домой идти,И он ее провожал.Потом, когда в полночь взошла луна,Свистя, возвращался назад.И вдруг возле дома: – Стой, сатана!Стой, тебе говорят!Все ясно, все ясно! Так вот ты какой?Значит, встречаешься с ней?!С какой-то фитюлькой, пустой, дрянной!Не смей! Ты слышишь? Не смей!Даже не спрашивай почему! —Сердито шагнула ближе.И вдруг, заплакав, прижалась к нему:– Мой! Не отдам, не отдам никому!Как я тебя ненавижу!

Ты даже не знаешь

Когда на лице твоем холод и скука,Когда ты живешь в раздраженье и споре,Ты даже не знаешь, какая ты мука,И даже не знаешь, какое ты горе.Когда ж ты добрее, чем синь в поднебесье,А в сердце и свет, и любовь и участье,Ты даже не знаешь, какая ты песня,И даже не знаешь, какое ты счастье!

1984 г.

Падает снег

Падает снег, падает снег —Тысячи белых ежат...А по дороге идет человек,И губы его дрожат.Мороз под шагами хрустит, как соль,Лицо человека – обида и боль,В зрачках два черных тревожных флажкаВыбросила тоска.Измена? Мечты ли разбитой звон?Друг ли с подлой душой?Знает об этом только онДа кто-то еще другой.Случись катастрофа, пожар, беда —Звонки тишину встревожат.У нас милиция есть всегдаИ «Скорая помощь» тоже.А если просто: падает снег,И тормоза не визжат,А если просто идет человек,И губы его дрожат?А если в глазах у него тоска —Два горьких черных флажка?Какие звонки и сигналы есть,Чтоб подали людям весть?!И разве тут может в расчет идтиКакой-то там этикет,Удобно иль нет к нему подойти,Знаком ты с ним или нет?Падает снег, падает снег,По стеклам шуршит узорным.А сквозь метель идет человек,И снег ему кажется черным...И если встретишь его в пути,Пусть вздрогнет в душе звонок,Рванись к нему сквозь людской поток.Останови! Подойди!