Дом Гуччи. Сенсационная история убийства, безумия, гламура и жадности

Гуччио был запаслив: прошутто для него всегда нарезали самыми тонкими ломтиками, чтобы надолго хватило. Свои ценности он передал и детям: по семейной легенде, Альдо доливал в бутылки с минеральной водой воды из-под крана. Но и у Гуччио были свои удовольствия: одним из них была сытная тосканская кухня, которую Аида подавала для всей семьи на большой стол. Может быть, дело в бедной юности, но в зрелом возрасте Гуччио позволял себе полакомиться, так что и он, и Аида со временем располнели на ее аппетитной домашней еде.

– Я навсегда запомнил его с гаванской сигарой и бесконечной золотой цепочкой от часов вокруг пояса, – рассказывал Роберто.

Гуччио старался одинаково обращаться с Уго и своими родными детьми, но мальчик явно не хотел походить на отца, сестру и братьев. За крупное телосложение и грубые манеры братья прозвали его Prepotente – Задира. Когда Уго дал понять, что ему неинтересно помогать семье с магазином, Гуччио нашел ему должность у одного богатого клиента, успешного землевладельца барона Леви. Леви нанял Уго помощником управляющего на одну из своих ферм на окраине Флоренции. Для крепкого молодого человека этот путь казался идеальным. Вскоре Уго, уже женатый, начал хвастаться своим достатком. Гуччи, который все еще стремился рассчитаться по давним долгам, попросил у сына взаймы. Уго, который сам был не в лучшем положении, – он много тратил на свою расточительную подружку, за которой тайком ухаживал, – постыдился признаться отцу, что денег у него нет, и все равно пообещал дать ему в долг. Гуччио тем временем уже договорился с банком, которому был должен. Расплатившись по счетам, он пообещал, что вернет Уго деньги с процентами. Не знал он о том, что Уго, который не решился сказать отцу, что преувеличил свой достаток, украл 70 тысяч лир (значительная сумма по тем временам) из кассового ящика барона Леви. Он отдал отцу 30 тысяч лир, как тот и просил, а с остальным сбежал на три недели вместе с подружкой-танцовщицей, служившей на подтанцовке в местном театрике.

Барон Леви сообщил Гуччио, что всерьез подозревает Уго в краже, чем убил всю радость от выплаты старого долга. Гуччио поверить не мог, что его сын опустился до воровства, но факты не оставляли никаких сомнений. Он согласился возмещать барону ущерб по 10 тысяч лир в месяц.

Это был не единственный раз, когда Уго создавал родителям проблемы. В 1919 году молодой Бенито Муссолини основал «Итальянский союз борьбы», предшественник его партии; к 1922 году, когда Муссолини уже избрали в парламент, Национальная фашистская партия привлекла уже 320 тысяч последователей по всей Италии, в том числе чиновников, промышленников и журналистов. В нее вступил и Уго – может быть, бунтуя против отца – и стал ее местным представителем. Он злоупотреблял властью, чтобы давить на барона и других жителей местности, где когда-то работал, в любой момент вваливаясь с компанией пьяных товарищей, требуя еды и выпивки.

Гуччио тем временем едва сводил концы с концами. В 1924 году, на третий год работы магазина, часть поставщиков, которые поначалу поставляли товар в кредит, начали требовать оплаты. При этом не все клиенты Гуччио выплачивали долги, поэтому молодой торговец не мог позволить себе даже оплатить счета. Однажды вечером, собравшись с семьей и доверенными сотрудниками за закрытыми дверьми, Гуччио со слезами сообщил своему небольшому собранию, что вынужден будет закрыть магазин.

– Если не произойдет чуда, – сказал он, – мы не протянем и дня.

Всегда сильный и уверенный, Гуччио выглядел как «приговоренный к смертной казни», вспоминает жених Гримальды Джованни Витали. Он был местным земельным инспектором и хорошо знал семью: они с Уго вместе учились в школе, а с Альдо – в Римском католическом училище Кастелетти.

Витали работал на строительный бизнес своего отца и имел небольшие накопления на совместное будущее с Гримальдой. Он предложил выручить Гуччио. Тот скромно принял деньги в долг, от души поблагодарив будущего зятя за спасение их маленького предприятия. В течение нескольких месяцев он полностью вернул Джованни всю сумму долга. Когда дело пошло в гору, Гуччио расширил мастерскую и предложил своим работникам производить собственный товар на продажу. Он нашел умелых мастеров и собрал превосходную команду кожевенников – больше художников, чем ремесленников. Эти работники делали первоклассные сумки из тонкой лайки и настоящей замши, чехлы для телескопов со вставками для прочности по бокам, а также чемоданы, вдохновленные сумками «Глэдстоун», которые Гуччио запомнил на работе в Савое. В числе других товаров были кожаные ремешки для переноски пледов, коробки для обуви и ящики для белья: в те времена богатые туристы путешествовали со своим постельным бельем.

Дела шли так хорошо, что в 1923 году Гуччио открыл еще один магазин на Виа дель Парионе, а еще за несколько лет увеличил помещение на Виа делла Винья Нуова. За историю компании эта точка продаж переезжала несколько раз, под конец побывав в домах 47–49, где сейчас находятся бутики «Валентино» и «Армани».

Альдо вступил в семейное дело в 1925 году, в двадцать лет: он на тележке развозил товар покупателям в местные гостиницы, а также занимался несложными задачами в магазине – например, наводил порядок, иногда помогал с продажами и раскладывал товар на витринах.

С самого начала было ясно: Альдо любит совмещать приятное с полезным. Он не только научился быть хорошим продавцом, но и умело флиртовал с молодыми покупательницами. Стройный и симпатичный молодой человек с голубыми глазами, точеными чертами лица и широкой дружелюбной улыбкой мгновенно привлекал барышень, ступавших на порог магазина. Гуччио нравилось, как очарование Альдо влияет на бизнес, и он закрывал глаза на любовные похождения сына. Но затем одна из самых уважаемых клиенток, принцесса в изгнании Ирина Греческая и Датская, явилась в магазин и вызвала владельца на личный разговор. Гуччио тут же пригласил ее в свой кабинет.

– Ваш сын завел роман с моей служанкой! – упрекнула принцесса. – Этому нужно положить конец, или мне придется отправить ее домой: я за нее в ответе.

Гуччио не нравилась идея указывать Альдо, с какими девушками общаться, но обижать такую важную клиентку он не захотел, поэтому позвал сына в кабинет и потребовал объясниться.

Альдо впервые встретил Олвен Прайс, англичанку из провинции с рыжими волосами и ясными глазами, на приеме в британском посольстве во Флоренции. К тому же Олвен не раз бывала в магазине по поручениям хозяйки. Она родилась в семье плотника и училась на портниху и на возможность отправиться в другую страну работать служанкой с радостью согласилась. Альдо очаровали ее скромность и стеснительность, простота и мелодичный английский акцент. Он убедил девушку встретиться с ним наедине и скоро выяснил, что за тихим обликом скрывался смелый нрав. Молодые люди вскоре сошлись, проводя время за городом в любовных развлечениях. Альдо быстро понял, что отношения с Олвен – не мимолетный флирт, а нечто большее. Когда Гуччио и принцесса вызвали его на разговор, он поразил их обоих, объявив, что они с Олвен решили пожениться.

– Отныне Олвен не будет вашей заботой, – вежливо сообщил он принцессе. – Она моя, и заботиться о ней предстоит мне.

О том, что девушка была уже беременна, он умолчал.

Альдо привел Олвен в дом, поручив заботам своей старшей сестры Гримальды, и продолжил встречаться с ней лишь на тайных свиданиях за городом. Затем он отправился с невестой в Англию, знакомиться с семьей. Они обвенчались 22 августа 1927 года в маленькой церквушке в английской деревне Озуэстри, что недалеко от Уэст-Фелтона при Шрусбери, родного городка Олвен. Альдо было двадцать два, Олвен – девятнадцать. Их старший сын Джорджо, которого Альдо всегда звал il figlio del amore, плодом любви, родился в 1928 году. Затем были еще два мальчика: Паоло в 1931 году и Роберто в 1932-м. Однако браку не суждено было сложиться счастливо. И Альдо, и Олвен развлекались любовными похождениями, однако семейная жизнь во Флоренции все изменила. Во-первых, им пришлось жить с Гуччио и Аидой, а это значило, что Олвен пришлось уживаться с итальянским семейным укладом и подчиняться строгому авторитету свекра. Все они жили в доме старшего Гуччи на Пьяцца Верцайя, рядом с каменными воротами Сан-Фредиано, которые когда-то служили входом в окруженный стеной город. Затем пара переехала в собственный дом на Виа Джованни Прати, на окраине Флоренции, и на время напряженность пропала из отношений. Олвен полностью посвятила себя троим сыновьям, Альдо же все больше и больше увлекался семейным делом. Олвен так и не освоила итальянский как следует, а еще была болезненно застенчива, и ей было тяжело заводить друзей. Когда муж стал расширять горизонты в деловых контактах, в ней начала копиться жгучая обида и ревность.

– Альдо любил жизнь, а жена отбивала у него интерес ко всему, чем он хотел заниматься, – вспоминала Гримальда, старшая сестра Альдо. – Она никуда не хотела с ним ходить, вечно отговариваясь тем, что нужно было сидеть с детьми. Он вовсе не этого ожидал от брака.

Родольфо, младший сын Гуччио и Аиды, не проявлял интереса к семейному бизнесу, даже когда его братья и сестры уже помогали с работой в магазине на Виа делла Винья Нуова. Родольфо мечтал о другом. Его манила карьера киноактера.

– Я не создан стоять за прилавком, – возражал Родольфо, которого в семье называли Фоффо, своему отцу. Тот только качал головой. – Я хочу сниматься в кино.

Гуччио понятия не имел, откуда у его младшего сына такие мысли, и пытался разубедить его. В 1929 году, когда Родольфо было семнадцать, отец отправил его в Рим с посылкой для важного клиента. Итальянский режиссер Марио Камерини заметил красивого юношу в вестибюле римского «Отеля Плаза» и пригласил на прослушивание. Вскоре в дом Гуччи во Флоренции прислали телеграмму: Родольфо приглашали в студию. Гуччио эта телеграмма привела в ярость.

– Ты с ума сошел! – обрушился он на сына. – Мир кино – это сборище ненормальных! Может быть, тебе и повезет и у тебя будет минута славы – но что потом, когда тебя вдруг забудут и ты навсегда лишишься работы?

Но Гуччио понял, что его сын настроен решительно, и позволил ему отправиться в Рим на кинопробы. Пробы оказались успешными. Родольфо тогда носил короткие штаны, как было принято у мальчиков в те годы, поэтому для такого случая одолжил длинные брюки у своего брата Альдо. Съемочной группе Родольфо приглянулся, и ему дали роль в фильме «Рельсы»[7] – одном из шедевров раннего итальянского кино. Это трагическая история о молодых влюбленных, которые решают покончить с собой в дешевой гостинице возле железнодорожных путей. Чувствительное и выразительное лицо Родольфо идеально подходило для стилизованного кино той эпохи. После «Рельсов» молодой человек прославился комическими ролями: его уморительные гримасы и ужимки напоминали зрителю Чарли Чаплина. Снимался он под именем Маурицио Д’Анкора. Ни один из последующих фильмов Родольфо не имел такого успеха, как «Рельсы», хотя он и снялся в фильме «Наконец одни»[8] вместе с молодой итальянской актрисой Анной Маньяни, с которой, по слухам, у него был роман.

На съемках одного из своих ранних фильмов Родольфо встретил энергичную блондинку, которая играла эпизодическую роль. Она была полна жизни и необыкновенно свободна духом по тем временам; это была Алессандра Винклхауссен, снимавшаяся под именем Сандра Равель. Отец Алессандры был немцем и работал на химическом заводе; мать происходила из семьи Ратти из Лугано, что на северном берегу озера Лугано в италоязычной части Швейцарии. Вскоре после того, как Родольфо заметил Алессандру, они оказались вместе в кадре: это был фильм «Вместе в темноте»[9], ранний звуковой фильм о неугомонной молодой актрисе, которая по ошибке попадает не в тот номер в отеле и ложится в одну постель с Родольфо – который в жизни уже был влюблен в нее без памяти. Эта встреча в постели на экране закончилась романом в реальной жизни. Алессандра и Родольфо сыграли красивую свадьбу в Венеции в 1944 году. Всю церемонию снимали на пленку, в том числе моменты, когда молодожены пересекают лагуну на гондоле и когда радостно поднимают бокалы на званом ужине. Когда 26 сентября 1948-го у них родился сын, его назвали Маурицио – в честь псевдонима Родольфо.