Путь искупления

– Это были очень плохие несколько дней. Прости.

Мать отодвинула Элизабет на расстояние руки и изучила ее лицо.

– Мы отправляли эсэмэски, сама знаешь. Даже отец звонил.

– Я не могу разговаривать с папой.

– Что, все действительно так плохо?

– Давай просто скажем, что в мой адрес высказывается достаточно суждений, чтобы обойтись еще и без суждений с небес.

Это не была шутка, но мать рассмеялась, хорошим, добрым смехом.

– Заходи, выпей чего-нибудь.

Она провела Элизабет в дом, усадила за маленький столик и принялась хлопотать – принесла лед и полупустую бутылку теннессийского виски.

– Не хочешь об этом поговорить?

Элизабет помотала головой. Ей хотелось быть честной с матерью, но она уже давно выяснила, что и одна-единственная ложь способна отравить даже самый глубокий колодец. Лучше вообще ничего не говорить. Лучше держать все в себе.

– Элизабет?

– Прости. – Элизабет опять помотала головой. – Я не хотела быть такой отчужденной. Просто все кажется таким… запутанным.

– Запутанным?

– Да.

– Что за глупости!

Элизабет открыла было рот, но мать только отмахнулась.

– Да я такого рассудительного человека, как ты, в жизни еще не видела! И ребенка, и взрослого. Ты всегда видишь все гораздо ясней и четче, чем остальные. В этом смысле ты такая же, как твой отец, хотя и веришь в совершенно другие вещи.

Элизабет вгляделась вглубь темного коридора.

– Он здесь?

– Отец-то? Нет. У Тёрнеров опять проблемы. Твой отец пытается помочь.

Элизабет знала Тёрнеров. Жена – пьяница, в любой момент готова устроить скандал. Даже покалечила своего мужа однажды, а вызов приняла как раз Элизабет, в свой последний день работы в патрульных. Можно было прикрыть глаза и сразу представить себе узкий тесный домик, женщину в розовом домашнем халате и весом от силы в какую-то сотню фунтов[2].

«Мне нужен преподобный!»

В руке у нее была скалка, которой она размахивала в полутьме. Ее муж лежал на полу весь в крови.

«Я не буду разговаривать ни с кем, кроме преподобного!»