Чудовище Карнохельма

Куча углей почти перестала давать свет и тепло, поэтому я разворошила ее палкой. И обрадовалась, увидев красные искорки, пробегающие по разгорающейся золе. У этой странной черной кучи было чудесное качество – угли не гасли окончательно, а словно засыпали. Но стоило их хорошенько встряхнуть, снова начинали тлеть, отдавая мягкий жар.

Хёгг заворочался возле лаза, и я нахмурилась. Бенгт сказал, что первое средство для этого чудовища – жар. Но дракон отполз слишком далеко от кучи углей, а перетаскать эту огромную кучу я просто физически не смогу! Как и загнать зверюгу обратно на жаркую подстилку. Подумав, махнула рукой. Может, дракон сам переползет, когда замерзнет? Разворошу угли, возможно, это приманит зверя!

Ткнула палкой в черную кучу, подергала. В провале среди красных искорок мелькнул желтый проблеск, и я с изумлением вытащила… корону! Самую настоящую! Красноватого света теперь хватало, чтобы рассмотреть и изумительное литье, и варварскую роскошь моей находки.

– Девять золотых пластин, куча бриллиантов, жемчуг и центральный сапфир размером с кулак, – блеснула я познаниями в ювелирном искусстве. – Стоит невероятных денег, валяется в куче углей, на которой спит дракон. Это фьорды, Энни.

За короной на свет явился драгоценный пояс из золотых колец, несколько кубков, также украшенных рубинами и жемчугом, огромное тусклое блюдо и нож с изящной костяной ручкой. Последнему я обрадовалась особенно!

Покосившись на неподвижного зверя, подумала и надела корону на голову.

Хёгг не шевельнулся.

– Знаешь, а в сказках драконы непременно просыпаются, стоит покуситься на их сокровища! – разочарованно протянула я. Ладно, значит, этот план по заманиванию хёгга на угли не сработал.

Я сползла с кучи и уселась, прислонившись спиной к железному ящику. Корона оказалась ужасно тяжелой, и я, развлекая себя, произнесла:

– Мое Императорское Величество Эннис Великолепная требует подать булочек с корицей и чашечку ароматного чая! Да, и не забудьте шоколадный крем! Немедленно!

Фыркнула от смеха, привычно представив недовольное лицо бабушки и тетушек. Они каждый раз кривились, стоило мне начать дурачиться. Мол, не к лицу такая смешливость умной и образованной девушке. А мне вот кажется, что смех – лучшее средство от хандры и прекрасный способ пережить неприятности!

Стянула свои сапоги и начала набивать носки лоскутами. А то каждый раз, делая шаг, я рискую потерять обувку. А в снегу и вовсе приходится придерживать голенища руками!

Справившись, потерла грязные ладони, размышляя, чем еще заняться. Сидеть в пещере без дела, оказывается, довольно скучно.

– Далеко-далеко, за Великим Туманом, в краю снега, воды и лесов, на высокой скале, жила девочка Энни. И был у нее дракон…

Крылья хёгга шевельнулись, змеиные глаза открылись.

– Ладно, дракон был не совсем ее, – торопливо поправила я. – Скорее, он был сам по себе. Огромный и страшный зверь, который жил на ледяной скале. И Энни очень его боялась, потому что дракон мог сожрать девочку и даже не заметить…

Хёгг моргнул. То ли я сошла с ума, то ли зверь действительно меня слушал.

– И, наверное, он и правда сожрал бы, но однажды дракон заболел неизвестной болезнью. И только Энни оказалась рядом. Испуганная Энни, которая ничего не знала о драконах… Но которая очень хотела, чтобы дракон выжил.

Я зевнула, хёгг снова моргнул и закрыл глаза. Крыло накрыло голову. Похоже, хёгг уснул. Я улыбнулась. Если выберусь отсюда, может, податься в драконьи сказительницы? А что, буду путешествовать по фьордам и рассказывать сказки о хёггах. И о девочке Энни! Вдруг у меня получится?

Тихо рассмеявшись своим фантазиям, я решила, что хватит бездельничать, и пошла к ящикам, чтобы собрать все оставшиеся пузырьки и как следует их рассмотреть.

Через пару часов, когда свет из лаза потускнел и окрасился оранжевым закатным цветом, я доела оставшуюся лепешку и с гордостью осмотрела результаты своих трудов. Теперь все пузырьки и склянки разместились в разных ящиках. В первом – лекарства, которые я знала и которые собиралась давать хёггу, во втором – неизвестные или сомнительные. Несколько раз дракон вздрагивал и открывал глаза, когда я проходила мимо. И на всякий случай я тут же отбегала подальше. Но чудовище лишь провожало меня мутным взглядом, и снова то ли засыпало, то ли впадало в беспамятство.

Ночью я попыталась снова накормить хёгга лечебным снегом. Глотал дракон вяло, хрипло дышал и сопел, но мне удалось запихнуть в его пасть несколько ящиков своего странного снадобья. О том, что вода однажды должна выйти из этого существа, я старалась вовсе не думать.

Спать я устроилась у дальней стены, закутавшись в мех и прогоняя жалость к себе. Стянула очки и, зажмурившись, стала вспоминать милого Гудрета. Вот только почему-то коварная память упрямо не желала рисовать полюбившийся образ, а настойчиво подсовывала воспоминания о моем странном сне. И вместо румяного круглолицего Гудрета я видела острые скулы, четкую линию губ и подбородка, острый и злой взгляд незнакомца. А еще широкие плечи и руки с рельефом каменных мышц, обнаженный загорелый торс, покрытый устрашающими кровавыми рисунками, плоские кубики на животе…

Я отчаянно помотала головой, изо всех сил прогоняя этот образ. Нет, это просто невыносимо! И я даже не знаю, что хуже – находиться здесь, в холодной пещере рядом с хёггом, или в своем сне – стыдном, но таком притягательном.

– Пусть мне приснится Гудрет, – шепотом взмолилась я, пытаясь уснуть.