Око Мира

Воцарилась тишина. Мальчишки широко раскрытыми глазами уставились на мастера ал’Тора. Сверкавшими так, словно они и в самом деле все это видели – и троллоков, и мурддраалов, и Шайол Гул. Эгвейн снова вздрогнула. Темный и все Отрекшиеся заключены в Шайол Гул, отрезаны от мира людей, сказала она себе. Остального она не припомнила, но и это помогло. Вот только если Дракон спас мир, то как же вышло, что он его разрушил?

Кенн Буйе сплюнул. Сплюнул! Точно какой-нибудь вонючий купеческий охранник! Эгвейн уже не верила, что после всего случившегося сегодня сможет хоть раз подумать о нем как о мастере Буйе.

Поступок кровельщика вернул мальчишек, витающих мыслями неизвестно где, обратно на землю, и теперь они пытались смотреть куда угодно, лишь бы отвести взгляд от узловатого, как старое корневище, Кенна.

Перрин почесал голову и медленно произнес:

– Мастер ал’Тор, а что означает имя Дракон? Если кого-то прозвали Львом, то он вроде и должен быть как лев. Но что такое Дракон?

Эгвейн посмотрела на него удивленно. Об этом она никогда не задумывалась. Наверное, Перрин вовсе не был таким тугодумом, каким казался.

– Не знаю, – просто ответил отец Ранда. – И не думаю, что кто-нибудь знает. Может, даже Айз Седай не знают.

Он выпустил остриженную овцу и жестом попросил привести следующую. До Эгвейн дошло, что стричь овцу он закончил уже довольно давно. Должно быть, не хотел прерывать рассказ.

Мастер Коул открыл глаза и усмехнулся.

– Дракон. Даже и теперь это звучит грозно, – произнес он, и глаза его вновь закрылись.

– Да, так оно и есть, – сказал отец Эгвейн. – Только все это случилось очень давно и совсем далеко отсюда, и к нам не имеет ни малейшего отношения. Отдохнули, парни, историю послушали? Тогда за работу! – Мальчишки стали неохотно подниматься, а он добавил: – Здесь много ребят с окрестных ферм, с которыми вы, кажется, еще не знакомы. Знать соседей дело полезное, так что лучше вам с ними познакомиться. Мне не хочется, чтобы вы сегодня вместе работали – вы друг друга и так хорошо знаете. А теперь ступайте.

Мальчишки обменялись растерянными взглядами. Неужели действительно полагали, будто он отпустит их, позволив устроить то, что они затеяли? Особо мрачный вид был у Мэта с Дэвом, когда они шагали обратно, то и дело расстроенно переглядываясь. У Эгвейн появилась мысль проследить за ними, но мальчишки уже расходились по одному, а ей нужно было понаблюдать за Рандом, чтобы побольше узнать о нем. Она поморщилась. Если он заметит ее, то вдруг решит, что она такая же глупая гусыня, как Силия Коул. И оставались еще дальние страны. Она всерьез собиралась повидать чужие края.

До девочки внезапно дошло, что во́роны вокруг расшумелись, и было их гораздо больше, чем раньше; черные птицы, хлопая крыльями, срывались с деревьев и улетали на запад к Горам тумана. Эгвейн зябко повела плечами. Было такое чувство, что кто-то пристально смотрит ей в спину. Кто-то или…

Оборачиваться девочке совсем не хотелось, но все-таки она обернулась, поднимая взгляд на деревья позади занятых стрижкой мужчин. На суку, высоко на сосне, восседал одинокий ворон. Уставившись на нее. Именно на нее! Эгвейн ощутила неприятный холодок в животе. Ей хотелось одного – убежать. Вместо этого девочка заставила себя посмотреть на птицу, стараясь воспроизвести тот самый твердый взгляд Найнив. Через пару мгновений ворон издал хриплое карканье и сорвался с ветки; черные крылья понесли его на запад вслед за остальными.

«Похоже, у меня стал верно получаться тот взгляд», – подумала Эгвейн и сразу почувствовала себя глупо. Надо бы научиться не давать такую волю воображению. Ведь это всего лишь птица. А у нее хватает важных дел – хотя бы стать самым лучшим из водоносов. Лучшую разносчицу воды не напугают ни птицы, ни кто другой. Расправив плечи, Эгвейн снова устремилась через толпу, высматривая Беровин. Если они столкнутся, она, так и быть, предложит Беровин ковшик воды. Коли сумела отпугнуть ворона, значит не спасует и перед сестрой. На это вся надежда.

Носить воду Эгвейн пришлось и на следующий год, и это было для нее сущим разочарованием, но девочка упорно старалась работать лучше других. Если уж приходится что-то делать, то выложись по полной и будь лучшей. Похоже, это сработало, потому что еще через год ей позволили помогать с угощением – на целый год раньше обычного! Тогда Эгвейн поставила себе новую цель: получить право заплетать косу раньше всех в Двуречье. Вообще-то, она не думала, что Круг женщин и в самом деле выдаст ей разрешение, но разве это настоящая цель, если ее легко добиться?

Слушать истории, которые рассказывают взрослые, Эгвейн расхотелось, хотя послушать, например, менестреля она бы не отказалась; однако девочка по-прежнему любила читать о чужедальних землях с чудными обычаями и мечтала их повидать своими глазами. Мальчишки тоже больше не просили рассказывать им истории. И вообще она сомневалась, что те много читают. Они вырастали, думая, что мир останется неизменным, и многие из услышанных когда-то историй потускнели для них, превратившись в милые воспоминания, другие позабылись совсем или оставили слабый след в памяти. Если бы они знали, что некоторые из тех историй были не просто сказками и преданиями… Война Тени, например. Или Разлом Мира. Льюс Тэрин Теламон. Как бы они к этому отнеслись? И все-таки, что на самом деле случилось дальше?

---

Пролог

Драконова гора

Время от времени дворец подрагивал, словно сама земля содрогалась от воспоминаний и тяжко вздыхала, не желая поверить в случившееся. Солнечные лучи, прорываясь сквозь трещины в стенах, выхватывали еще клубившуюся в воздухе пыль. Выжженные отметины пятнали стены, полы, потолки. На вспучившихся красках и позолоте когда-то ярких фресок чернели широкие мазки сажи, копоть покрывала осыпающиеся фризы с изображениями людей и животных, которые, казалось, пытались уйти перед тем, как безумие затихло. Мертвые лежали повсюду: мужчины, женщины, дети, – искавшие спасения, когда в них из каждого коридора ударили молнии, когда их объяло подкравшееся сзади пламя, когда у них под ногами потекли каменные плиты дворца, в которых они тонули еще живыми, – потом воцарилось безмолвие. Но, в странном контрасте с окружающим, неповрежденными остались многоцветные гобелены, сохранились фрески. Лишь там, где стены покосились, творения художников были попорчены. Мебель с превосходными резными узорами, отделанная золотом и драгоценной костью, стояла на прежних местах, только кое-где застывший волнами пол опрокинул стулья. Удар, поразивший разум и скрутивший рассудок, был нанесен точно в цель, не задев роскошную обстановку.

Льюс Тэрин Теламон бродил по дворцу, ловко удерживая равновесие, когда пол под ногами вздрагивал.

– Илиена! Любовь моя, где ты?

Светло-серый плащ его потянул за собой кровавый след, когда Льюс Тэрин Теламон перешагнул через тело золотоволосой женщины; черты ее красивого лица были искажены ужасом последнего мгновения жизни, а открытые глаза застыли в неверии.

– Где ты, жена моя? Куда все попрятались?

В покосившемся зеркале на вспученном мраморе стены человек уловил свое отражение. Королевские одежды серого, алого и золотого цветов – одеяние, некогда великолепное, из редкой ткани, привезенной купцами из-за Мирового моря, а теперь рваное и запачканное, – были запорошены пылью, покрывавшей и лицо, и волосы. На мгновение рука мужчины коснулась эмблемы на плаще – черно-белый круг, цвета которого разделялись волной. Что-то он значил, этот символ. Но вышитый круг задержал внимание не надолго. В удивлении Льюс Тэрин Теламон уставился на отражение в зеркале. Высокий, средних лет, когда-то красивый, но темные прежде волосы теперь по большей части поседели, морщины усталости и забот иссекли лицо, на котором выделялись темные глаза, видевшие слишком многое. Льюс Тэрин засмеялся и запрокинул голову; эхо покатило его смех по безжизненным залам.