Око Мира

– Илиена, любовь моя! Иди ко мне, жена! Ты должна увидеть это.

Воздух за его спиной зарябил, задрожал и уплотнился в фигуру человека. Возникший словно бы из ниоткуда мужчина осмотрелся по сторонам, на миг скривив губы от отвращения. Не такой высокий, как Льюс Тэрин, он был облачен во все черное, за исключением ослепительно-белого кружевного воротника и отделанных серебром отворотов высоких, до бедра, сапог. Он осторожно шагнул вперед, брезгливо подхватив полы плаща, чтобы не коснуться им распростертого тела. Пол дрогнул в слабом толчке, но все внимание человека в черном было приковано к смотрящему в зеркало и хохочущему мужчине.

– Повелитель утра, – произнес незнакомец, – я пришел за тобой.

Смех стих, как будто его и не было, и Льюс Тэрин, ничуть не удивленный, повернулся.

– А-а, гость! У тебя есть Голос, незнакомец? Скоро настанет время для Песни, и всех приглашают принять в ней участие. Илиена, любовь моя, у нас гость. Илиена, где же ты?

Глаза человека в черном расширились, взгляд метнулся к золотоволосой женщине, затем обратно на Льюса Тэрина.

– Шайи’тан тебя побери, неужели порча уже так вцепилась в тебя?

– Это имя… Шай… – Льюс Тэрин вздрогнул и поднял руку в оберегающем жесте, словно бы защищаясь от чего-то. – Не нужно произносить это имя. Это опасно!

– Хоть это-то ты помнишь! Опасно для тебя, глупец, не для меня. Что еще ты помнишь? Вспоминай, идиот, ослепленный Светом! Я не допущу, чтобы все кончилось, пока ты без памяти! Вспоминай!

Несколько мгновений Льюс Тэрин глядел на свою поднятую руку, зачарованно любуясь разводами копоти на ней. Затем вытер руку о еще более грязное одеяние и повернулся к незнакомцу:

– Кто ты такой? Чего тебе надо?

Человек в черном развернул плечи и надменно произнес:

– Когда-то меня называли Элан Морин Тедронай, но теперь…

– Предавший Надежду, – прошептал Льюс Тэрин. Воспоминания начали пробуждаться, но он мотнул головой, испугавшись их.

– Значит, кое-что ты помнишь. Да, Предавший Надежду! Так люди назвали меня, а тебя они прозвали Драконом, но я, в отличие от тебя, принял новое имя. Они дали его мне, стремясь меня оскорбить, но я еще заставлю их склониться пред этим именем и почитать его. А как поступишь со своим именем ты? После этого дня люди будут звать тебя Убийца Родичей. Как поступишь ты с этим именем?

Льюс Тэрин обводил взглядом разоренный зал.

– Илиена должна быть здесь и встречать гостя, – отсутствующим тоном пробормотал он, затем сказал во весь голос: – Илиена, где же ты?

Пол вздрогнул, тело золотоволосой женщины шевельнулось, словно откликаясь на призыв. Льюс Тэрин не замечал ее.

Элан Морин скривился.

– Посмотри на себя, – сказал он с презрением. – Было время, и ты первым стоял среди слуг. Было время, и ты владел кольцом Тамерлина, был верховной опорой и восседал на высоком троне. Было время, и ты призывал к себе девять Жезлов владычества. Взгляни на себя теперь! Жалкое растерзанное создание. Но и этого тебе мало. Ибо ты унизил меня в Зале слуг. Ты одолел меня пред вратами Пааран Дизен. Но теперь я более велик. Я не дам тебе умереть в неведении. Когда ты умрешь, последней твоей мыслью будет мысль о твоем полном поражении, ты осознаешь, сколь оно глубоко. Если я вообще позволю тебе умереть!

– Не могу понять, куда делась Илиена. У нее найдутся для меня неласковые слова, если она подумает, что я прячу от нее гостя. Надеюсь, беседа с ней понравится тебе, а ее-то она точно обрадует. Но предупреждаю: ты рискуешь провести остаток дней своих, рассказывая ей обо всем, что знаешь.

Отбросив черный плащ за спину, Элан Морин воздел руки.

– Как жаль, – посетовал он, – что здесь нет кого-нибудь из этих твоих сестер. Я никогда не был искушен в Исцелении, а сейчас я – последователь иной силы. Но ни одна из них не смогла бы дать тебе больше нескольких минут ясного ума, даже если ты и не успел бы сокрушить ее первой. То, что могу сделать я, моим целям послужит не хуже. – Его улыбка была неожиданна и жестока. – Но, боюсь, Шайи’таново Исцеление отличается от всего того, что тебе известно. Исцелись, Льюс Тэрин!

Он простер руки, и свет потускнел, словно бы тень легла на солнце.

Боль вспыхнула в Льюсе Тэрине, и он закричал; крик исторгся из самой глубины его души, крик, который он не мог остановить. Огонь опалил его до мозга костей, по жилам хлынула кислота. Он выгнулся дугой и рухнул спиной на мраморный пол, ударившись головой. Сердце бешено колотилось, готовое вырваться из груди, каждый удар пульса вновь вгонял в него пламя. Он беспомощно содрогался и извивался в конвульсиях, его череп, грозя взорваться от боли, превратился в источник неимоверных страданий. Хриплые вопли разносились по всему дворцу.